М.И. Муравьев-Апостол, Д.И. Завалишин, К.Ф. Рылеев, Н.И. Тургенев, Н.М. Муравьев не раз высказывали свое мнение о «постыдной эре женского правления и безнравственных временщиков», хотя молодые офицеры были не слишком высокого мнения о «серальных переворотах» или «домашних ссорах немцев», не менявших к лучшему положение страны [1].
В сибирской ссылке декабристы уже осмысливали эту проблему на более глубоком уровне. Составляя «Разбор донесения Тайной следственной комиссии», Н.М. Муравьев и М.С. Лунин (несколько позднее – М.А. Фонвизин) стремились отделить традицию дворцовых переворотов, которые «не приносят у нас никакой пользы», от собственных усилий и связать последние с «политическими сообществами, которые одно за другим в продолжение более века возникали с тем, чтобы изменить формы самодержавия» и поиском «конституционных начал» в отечественной истории. В этот ряд они ставили «присягу» Василия Шуйского в 1606 г., земские соборы XVII в., борьбу «партий» в 1725 г. и события 1730 г. Сами же перевороты «каторжные мыслители» связывали с исчезновением при Петре I «духа законной свободы и гражданственности» вследствие ликвидации или подчинения государству общественных «устройств» – сословно-представительного «государственного собора» и церкви. Они полагали, что при сохранении «законно-свободных постановлений» в России не было бы характерных для послепетровской эпохи «насильственных переворотов и потрясений» [2].
В то же время формировалась более радикальная точка зрения. Российский революционер, писатель, философ Александр Иванович Герцен (1812 - 1870) рассматривал послепетровскую эпоху как материал для «уголовного дела, теперь начавшегося над петербургским периодом нашей истории». Единственным проблеском в этой «оргии» он видел попытку установления конституционного порядка в 1730 г. [3]. Герцен, как и Карамзин, отмечал усиленный петровскими реформами «отрыв» дворянства от народа и противоречия внутри «шляхетства», еще не успевшего стать настоящим сословием. По мнению Герцена, высказанному позже в адрес Александра II, ничем не ограниченная концентрация и персонификация власти («военный деспотизм») как раз порождала неустойчивость и уязвимость положения самого монарха [4].
Размышления эмигрировавших или находившихся в ссылке «государственных преступников» до поры оставались мало кому известными. Однако, вопреки утверждениям того же Герцена о сплошном засекречивании новой русской истории, «освоение» ее «петербургского» периода продолжалось в первой половине XIX в. достаточно интенсивно. Русским историкам был доступен труд профессора Йенского и Марбургского университетов Эрнста-Адольфа Германа «Geshichte des Russishe Staates». Появившиеся в 1846-1853 гг. 3, 4 и 5-й тома этой работы были посвящены истории петровской и послепетровской России и обильно цитировали документы из дрезденских, лондонских и берлинских архивов, в том числе - донесения саксонских дипломатов при русском дворе [5].
Во времена Николая I появились работы, достаточно подробно рассматривавшие события «потаенных» царствований. Издавались первые истории гвардейских полков с почерпнутыми из полковых архивов сведениями о действиях гвардейцев во время переворотов [6]. Д.Н. Бантыш-Каменский и А.В. Терещенко выпустили биографические справочники о государственных деятелях России прошлого и настоящего [7].
А.В. Вейдемейер и Н.Г. Устрялов писали о борьбе «партий» у постели умиравшего Петра I в 1725 г., «аристократическим правлении» в 1730 г. (правда, без упоминания о дворянских проектах), рассказали о свержении «крово-жадного» Бирона и «милосердной» Анны Леопольдовны [8]. Преподававший русскую историю наследнику профессор К.И. Арсеньев в книге о Петре II освещал «падение» Меншикова, частично опубликовал его завещание и цитировал следственные дела того времени (А. Нарышкина, Е. Пашкова, Долгоруковых) [9]. Обе последних книги объективно рассказывали о внутренней и внешней политике России тех лет и при этом не содержали излишне категоричных утверждений о господстве «немцев» после смерти Петра I или стремлении русской знати вернуться к допетровской старине.
На рубеже 30-40-х гг. XIX в. в русской исторической мысли утвердились представления о победе «немецкой партии» при дворе Анны Иоанновны. Произошло это не без помощи исторической беллетристики: в 30-е гг. как раз публиковались исторические романы об эпохе «бироновщины» [10]. Подобные утверждения появились в это время в сочинениях А.А. Лефорта. Затем Н.А. Полевой сформулировал тезис о перевороте 1741 г. как «падении партии иностранцев», как будто нарочно посылавшихся Провидением в Россию для доказательства прочности реформ Петра I. С этих пор в историографии соединились обвинения в адрес противников петровских реформ – «буйных олигархов» и «немцев», которым удавалось «ослепить» доверчивых государей.
Итак, во время правления Николая I появились работы, достаточно подробно рассматривавшие события эпохи дворцовых переворотов, издавались первые истории гвардейских полков с почерпнутыми из полковых архивов сведениями о действиях гвардейцев во время переворотов.
Декабристы исследовали проблему дворцовых переворотов в контексте поиска «конституционных начал» в отечественной истории. Сами же перевороты они связывали с подчинения государству при Петре I общественных «устройств» – сословно-представительного «государственного собора» и церкви.
А.И. Герцен отмечал усиленный петровскими реформами «отрыв» дворянства от народа и противоречия внутри «шляхетства», еще не успевшего стать настоящим сословием; по его мнению, ничем не ограниченная концентрация и персонификация власти являлась причиной неустойчивость и уязвимость положения самого монарха.
Книги Н.Г. Устрялова и К.И. Арсеньева объективно рассказывали о внутренней и внешней политике России тех лет и при этом не содержали излишне категоричных утверждений о господстве «немцев» после смерти Петра I или стремлении русской знати вернуться к допетровской старине. Однако, на рубеже 30-40-х гг. XIX в., после исторической беллетристики об эпохе «бироновщины», сочинений А.А. Лефорта, Н.А. Полевого, в отечественной историографии соединились обвинения в адрес противников петровских реформ – «буйных олигархов» и «немцев», которым удавалось «ослепить» доверчивых государей.
-----
1. Волк С.С. Исторические взгляды декабристов. М.-Л., 1958. С. 414–415.
2. Примечания Н.М. Муравьева к «Разбору донесения следственной комиссии» // Полярная звезда. 1967. Т.5. С.68-72; Лунин М.С. Сочинения, письма, документы. Иркутск, 1988. С.134, 143-146; Фонвизин М.А. Сочинения и письма. Иркутск, 1982. Т.2. С. 114-116, 120-121; Волк С.С. Указ. соч. С. 114.
3. Герцен А.И. О развитии революционных идей в России // Собр. соч.: В 30 т. М., 1956. Т. 7. С. 176–178.
4. Герцен А.И. Письмо к императору Александру II // Там же. Т. 13. С. 44.
5. Курукин И. В. Эпоха «дворских бурь». Рязань. 2003.
6. Анненков И.В. История лейб-гвардии конного полка. 1731-1848. СПб., 1849. 4.1-4; История кавалергардов и Кавалергардского ее величества полка, с 1724 по 1 июля 1851 года. СПб., 1851; Карцов А.П. История лейб-гвардии Семеновского полка. СПб., 1854. Т. 1-2; Пушкарев И.И. История императорской российской гвардии. СПб., 1844.4.1.
7. Бантыш-Каменский Д.Н. Словарь достопамятных людей Русской земли. М., 1836. 4.1-5; Он же. Биографии российских генералиссимусов и генерал-фельдмаршалов. СПб., 1840-1841. 4.1-4; Терещенко А.В. Сановники, управлявшие иностранными делами в России. М., 1833. Т.1-3.
8. Вейдемейер А.В. Указ. соч. 4.1-2; Устрялов Н.Г. Начертание русской истории для средних учебных заведений. СПб., 1840. С.232-234, 240. Однако последний учебник обходил молчанием перевороты 1762 и 1801 гг.
9. Арсеньев К.И. Царствование Петра II. СПб., 1839.
10. Троицкий С.М. Историография «дворцовых переворотов» в России XVIII в. // Вопросы истории. 1966. № 2. С.43.
См.: Эпоха дворцовых переворотов в отечественной историографии