Формирование категорий идентификации в России и за рубежом

Категоризации населения государств по принципу личностной идентификации на основе культурных маркеров (раса, этническая группа, язык, религия) имеет уже более чем двухвековую историю.

Категории идентификации

Сегодня найдется немного государств, которые не проводили бы регулярные переписи населения. При этом чаще всего причина отказа от данной процедуры кроется не в нехватке средств, а в угрозах, которые может заключать сама по себе процедура деления населения страны по различным маркерам коллективной идентичности. Ставшая рутинной и стандартизованной процедура переписи во многих странах имеет много схожих черт, но не меньше и различий, а вместе с этим и социально-политических последствий. Пожалуй, наиболее разительно отличается известный нам опыт американских и советских переписей, который заслуживает сравнительного изучения.

Проблема статистики и государства слабо рассматривалась в контексте политической антропологии, в том числе и при изучении этнографии государства. Приведем два примера значимости теоретической постановки данной проблемы для поведения государства в отношении переписи и для эффективности или разрушительности результатов переписи с точки зрения общественного управления.

Первый пример из опыта переписей в США. Представители ученого мира и общественности во второй половине XX века несколько лет добивались признания в качестве самостоятельной категории латиноамериканского населения США: испаноамериканцев («Spanish Americans», или просто «Hispanic»). Специальная совещательная комиссия по населению испанского происхождения, действовавшая при Бюро переписей США, добилась включения данной категории в программу начиная с переписи 1980 г. В этом же году в США была введена категория «дихайфинейтид америкэнс» («пишущихся через дефис») - категория смешанной этнической идентификации. Введение такой категории значительно помогло ослаблению этнорасовой напряженности в стране и укреплению общегражданской лояльности старых и новых иммигрантов. [1]

В перепись 2000 г., наряду с признанием принципа сложного этнического происхождения, была введена более широкая номенклатура этнических категорий. В итоге в США легитимно оформилась со всеми необходимыми «объективными» параметрами (численность, расселение, половозрастной состав, образовательный и социальный статусы и т. д.) более чем двадцатимиллионная группа, которая до этого была лишь смутно угадываемой частью американцев, говоривших с испанским акцентом.

Таким образом, в результате переписи произошла легитимизация (конструирование) группы по самоидентификации, которая основана больше на языковой отличительности. Именно языковой, но никак не этнической, потому что между испаноязычным (чаще - двуязычным или просто с испанской фамилией) американцем-техасцем, кубинским иммигрантом во Флориде и нелегальным чернорабочим-мексиканцем из Калифорнии этнокультурная дистанция огромна, и сами себя они не воспринимают как единую группу. Единой группой их делают прежде всего переписные таблицы. А уже потом следуют их интерпретация и трансляция этих интерпретаций на массовый уровень и их воплощение в строчки бюджетов страны и штатов, а также в правовые тексты.

Итак, 1) в США существует категория смешанной этнической идентификации; 2) признание в качестве самостоятельной категории латиноамериканского населения страны - испаноамериканцев - привело к появлению группы по самоидентификации, которая основана на языковой отличительности, этнически люди этой группы не объединены.

Второй пример связан с попытками внести некоторые изменения в практику отечественных переписей населения после распада СССР и образования Российской Федерации.

В начале 1990-х годов сотрудниками Института этнографии (рабочая группа в составе П. И. Пучкова, З. П. Соколовой, С. В. Соколовского и В. Тишкова) было предложено поменять местами вопросы о родном языке и национальной принадлежности, т.е. сначала задать вопрос о родном языке, а затем о национальности - чтобы ответ на первый вопрос не мешал ответу на второй. Госкомстат России принял это предложение и использовал его в ходе промежуточной переписи 1994 г. Однако программа переписи 2002 г. не сохранила эту новацию, вернувшись к варианту 1989 г.

Закончилась неудачей и попытка этих же ученых ввести категорию смешанной этнической идентификации, которая позволила бы фиксировать как «горизонтальную» двойную или множественную этническую лояльность (по родителям и среде проживания), так и «вертикальную» множественную идентичность от малых до более крупных сообществ, принадлежность к которым может ощущать один и тот же индивид одновременно или в разных ситуациях. [2]

Научно-экспертное сообщество, включая Ученый совет Института этнологии и антропологии РАН, и специалисты Госкомстата России не поддержали данную новацию. Госкомстат России остался сторонником формирования официального «списка народов России», а Институт этнографии и антропологии РАН избрал путь тривиального расширения списка за счет включения названий этнических групп, культурная отличительность которых или официально не признавалась (например, группа малых андоцезских народов Дагестана, включавшаяся в состав аварцев) или была реанимирована из историко-этнографического материала энтузиастами открытия «новых этносов» и этническими предпринимателями (например, алюторцы или сойоты). Впервые был введен также принцип указания «групп» и «подгрупп» («этноса» и «субэтноса»). [3]

После тоталитарных и идеологизированных манипуляций с советскими переписями после 1926 г. перепись 2002 г. многими мыслилась как возврат к научной норме и как восстановление справедливости, в частности признание «непризнанных этносов» [4]. Смена политики отрицания политикой признания этнокультурного разнообразия населения действительно является ключевой в сфере обеспечения эффективного управления на демократической основе. Отрицание в разных его формах (от прямого запрета на упоминание тех или иных групп до перезаписывания одних в другие) было распространено в советское время. Но принципиально, с точки зрения процедуры, а не ее последствий, отрицание или «укрупнение» наций ничем не отличалось от оформления «советских наций и народностей», осуществленного во время переписи 1926 г. В том и в другом случаях имело место косвенное насилие или внешнее предписание, хотя политические результаты были противоположными: после 1926 г. всячески приветствовалось «преодоление национального неравноправия» и «национальное развитие», а в последующие десятилетия отрицание вело к депортации, утверждению статуса титульных наций в союзных республиках, ассимиляции и гомогенизации. Не произошло радикального изменения и в отношении фиксации этнических категорий в переписи 2002 г.

Мышление в категориях «группизма», но не в категориях сложного самосознания, а также представление об этнической общности как о фундаментальном и трудно меняющемся образовании в конечном итоге столкнулись с трудно преодолимыми методологическими и политическими трудностями. Прежде всего как аномалии стали восприниматься изменения советского периода, например, аваризация андо-цезских народов Дагестана или татаризация кряшен.

Многими российскими этнографами единственно правильным считается возврат к норме 1926 г., когда все эти групповые идентификации были зафиксированы. Однако нынешняя ситуация оказалась гораздо более сложной, чем прежде, и ее невозможно свести к одному варианту. Так, одна часть андо-цезов считает себя аварцами, другая продолжает сохранять идентичность андийцев, ахвахцев, ботлихцев и т. д. Как показывают наблюдения В. Тишкова [5], наиболее приемлемой для большинства этой части населения Дагестана была бы возможность считать себя как аварцами, так и андийцами, арчинцами или другими, но не в качестве «подгрупп аварцев». Ведь методологический подход «группа-подгруппа» или «этнос-субэтнос» даже не предполагает самой возможности двойной идентификации. Естественно, не предполагает этого и российская перепись, исходя из утверждения, что «национальность у человека может быть только одна».

В итоге именно расширение списка, т. е. перечисление в «списке народов» двух-трех десятков до этого не выделявшихся этнических идентификаций, вызвало политическую напряженность в ходе подготовки переписи 2002 г., а среди экспертов и статистиков возникли острые споры.

Всеобщая национальная перепись создает народ или нацию в более совершенном виде тогда, когда эта общность посчитана и ей даже дано название (американский народ, или нация, китайская нация - миндзу и т. п.). В случае с новейшей российской переписью впервые произошло наиболее достоверное оформление того, что в Конституции страны определяется как «многонациональный народ», от имени которого и провозглашена Российская Федерация.

Помимо создания легитимной категории «населения» процедура переписи осуществляет предписание или просто способствует формированию воззрений людей на мир как на состоящий из отчетливых групп людей, порождая вслед за этим особое внимание к сторонам социальной жизни, которые до этого не имели существенного, а тем более официально-статусного значения. Именно в результате переписей сами критерии, по которым людей разделяют на категории, обретают дополнительную, а иногда решающую значимость. Невозможно отрицать, что изначально и поныне переписи населения построены на мировоззренческой посылке, что люди подразделяются на групповые категории (расы, этносы, граждане, неграждане, верующие и неверующие и т. п.), вместо того чтобы рассматривать социальные связи гораздо в более сложном и подвижном контексте, а саму социальную группировку как ситуативную процедуру. Как заметил директор Института этнологии и антропологии РАН Валерий Тишков, «данные переписи о категориях населения есть условность по отношению к самому населению в той же мере, как географическая или административная карта есть условность по отношению к отражаемой местности. они плоские и расчерченные» [6].

В Европе и в Северной Америке создание национальных систем статистики развивалось с конца XVIII - начала XIX в. и было важнейшим средством модернизации государства. Одной из самых ранних периодических (раз в 10 лет) переписей населения можно считать перепись 1790 г. в США. Именно с этого момента молодое независимое государство конституировало не только собственное население, но и первые его градации по группам, которые тогда еще не имели столь четкую дефиницию «расы» или «этнической группы», а за разделительный принцип брали регионы происхождения его граждан.

К началу XVI в., когда началась европейская колонизация, на территории нового государственного образования проживало около 3,5 млн индейцев, принадлежавших к 17 основным языковым группам и размещавшихся на огромных просторах от восточного Атлантического до Северо-Западного тихоокеанского побережий. Болезни, завезенные европейцами, особенно оспа, а также преимущество европейцев в обладании огнестрельным орудием сделали свое дело за два столетия индейско-европейских контактов. К моменту первой переписи 1790 г. на территории первых 13 штатов (это в основном восточное побережье) индейцы составили всего 1,2% населения, которое и было зафиксировано переписью как «коренные индейцы» (Native Indian).

Также появились и были определены как отдельная группа населения африканские рабы. Прибытие первого раба-афроамериканца на территорию США (колония Джеймстаун - нынешний район Вашингтона) историки относят к 1619 г., но уже спустя 30 лет число африканских рабов достигло 50 тыс. Когда проводилась первая перепись, то чернокожее население составило вторую по численности зафиксированную группу - 19%. Самой многочисленной группой стали выходцы с Британских островов (British) - 70% всего населения. Это было примерно 3 из 4 млн. жителей Соединенных Штатов. Среди них были англичане, уэльсцы, шотландцы, ирландцы. Представление о США как о стране выходцев с Британских островов было на тот момент господствующим. Оно и определило данную классификацию групп.

В основе переписи еще не было родившегося позднее представления о доминирующем культурном компоненте, который получил название WASP (белый, англосакс и протестант), ибо в переписи была выделена еще одна (четвертая) категория населения - «другие северо-европейцы» (Other Northern European). Эти составлявшие 10% населения являлись в основном выходцами из Голландии и немецких княжеств. Подавляющее их большинство разделяло ту же самую протестантскую веру. И хотя религия в тот исторический период служила важнейшей формой идентичности, тем не менее авторы переписи провели различие по линии «британец-североевропеец» главным образом по политическим и, возможно, по меркантильным соображениям, чтобы «британцам» не делиться в равной мере всеми преимуществами основных «собственников» нового государственного образования. Со временем эти основные категории уйдут в небытие, когда прежде всего изменится само американское общество. Тем не менее заложенная первой переписью градация групп сохранялась очень долго, а где-то ее отголоски сохранялись до самого последнего времени.

В XIX в. США проводили регулярные переписи каждые 10 лет и, казалось бы, несмотря на многочисленную иммиграцию, это был период формирования единой американской нации, за исключением, конечно, рабов и индейцев, которые никакими правами не обладали и в категорию «американского народа» не входили. Однако представление самих американцев и внешних обозревателей о неком едином народе было скорее мифом, чем реальностью, который создавался не только пропагандистами, но и самими переписями, несмотря на все более утверждавшуюся в них расовую градацию, т. е. деление жителей на группы-категории, называемые «расами».

Начиная с переписи 1850 г. появилась еще одна мощная разделительная линия между «рожденными в Америке» и «не рожденными в Америке», которая отражала очередной и сохранявшийся поныне принцип деления жителей страны по времени иммиграции. Смысл этой переписной категории состоял только в одном: держать недавнее иммигрантское население в приниженном положении и получать дивиденды от его сверхэксплуатации остальными «настоящими американцами», как будто бы все они сами никогда не были иммигрантами. Этот рудимент общества жесткой дискриминации сохраняется до сих пор, хотя смысл его в переписи сильно изменился, в том числе включая и обратные - «проиммигрантские» установки большей части современного американского общества.

С конца XIX в. переписи стали почти обязательной характеристикой современного государства, включая территории колониальных владений. Собирались специальные международные статистические конгрессы, на которых вырабатывались общие критерии и осуществлялся обмен информацией между представителями разных стран и соответствующих национальных ведомств. Ссылки на решения данных конгрессов до настоящего времени можно встретить в методической литературе статистических органов, в научных работах статистиков, включая и российских экспертов и государственных служащих.

Утверждались данные процедуры нелегко и почти всегда в противоречии, с одной стороны, интересов государственной бюрократии, а с другой - населения. Истории известны ранние попытки проведения всеобщих переписей, которые были отвергнуты населением и местными органами власти, как, например, во Франции в середине XVIII в. Аналогичные ситуации наблюдались в Канаде и США, где население, особенно вновь прибывшее, панически боялось введения новых государственных налогов и призыва на военную службу. Кстати, ранние переписи очень часто носили именно выборочный характер, ибо государству было важнее сосчитать не проживавшее в нем население, а те субъекты, которые подвергались налогообложению или исполняли другие обязательства. Вот почему перепись могла охватывать только домовладения (именно они обкладывались налогом) и не считать представителей тех групп населения, которые налогами вообще не облагались (например, до переписи 1820 г. американские индейцы, проживавшие на территории резерваций и не считавшиеся гражданами).

Первая всеобщая перепись населения в Российской империи 1897 г. дала богатейший материал о населении столь крупного и сложного по составу населения государства. Восприятие и интерпретация историками этой переписи до сих пор содержит в себе много мистификаций и постфактических рационализации, как, например, «опрокидывающее в прошлое» вычисление численности русских по параметрам языка и вероисповедания, а не самоидентификации, которая в тот момент для переписчиков не существовала, но которая считается и действительно может быть единственным достоверным критерием этнической принадлежности.

Изначально в переписях стандартной категорией было проживающее население (иногда с добавлениями: постоянное, непостоянное, совокупное и пр.). С конца XIX в. государства всегда хотели считать всех, кто находился в пределах его границ. Поэтому главной, разделительной являлась категория «граждане - не граждане». Близкой, но отличной от первой стала категория «рождение в государстве - рождение за рубежом». Категория «граждан» и «иностранцев» была особенно значима в тех государствах, где господствовала жесткая якобинская формула нации как согражданства и не признавались никакие другие внутренние подкатегории. Франция наиболее жестко стояла на протяжении почти двух столетий в процедуре проведения собственных переписей. В стране были только «французы» и «иностранцы», которых переписывали по странам происхождения (как иммигрантов в США и Канаде). В 1962 категория «иностранцев» была рапространена на новую группу населения, которую стали называть «натурализованными французами».

О том, насколько болезненно во Франции государство и многие политики блюли чистоту нации, говорит хотя бы тот факт, что в начале 1980-х годов генеральный секретарь компартии Франции Жорж Марше отправил в политбюро ЦК КПСС жалобу на Институт этнографии АН СССР за то, что в изданном демографическом справочнике «Народы мира» (автор - С. И. Брук) население Франции разделялось на отдельные народы (собственно французы, корсиканцы, бретонцы и другие). От выговора институт и автора справочника спасли начавшиеся идеологические потепления между СССР и капиталистическими странами и испорченные отношения между двумя компартиями. [7]

Для стран массовой иммиграции не менее важной была категоризация населения по странам происхождения. Вопрос о месте рождения присутствовал фактически во всех переписях США, а позднее - в переписях Канады, Австралии, Великобритании. Поскольку этничность не имела того значения, которое она обрела позднее, то все выходцы из Российской империи, например, шли на протяжении десятилетий как люди из «России», или как «русские», хотя этнические русские среди них составляли явное меньшинство, а преобладали евреи, поляки, украинцы, финны [8]. Последние исследования выявили, что только 2% «русских» иммигрантов в США могут считаться этническими русскими.

В российской переписи 1897 г. вопрос о гражданстве отсутствовал, ибо все жители страны и так считались подданными российского императора и никакой дополнительной легитимности для определения населения страны не требовалось. Важнейшую градацию на грани гражданской и культурной идентичностей представляли собой категории «православные» и «инородцы». Как и во многих переписях того времени, российская содержала вопрос о языке, что дало позднее основу для исторических реконструкций этнического состава населения страны. Однако выполненные В. М. Кабузаном историко-демографические исследования о русских явно не различают исторически обусловленные формы идентичности и как бы опрокидывают в прошлое нынешнее представление о «русском этносе». Русскими становятся все, кто исповедывал православие и говорил по-русски. Неучет изменения самого содержания русскости и механистические проекции данных переписей и других более ранних описей населения в конечном итоге приводят исследователя к политически предпочтительным выводам о русских как о неком исторически оформившемся и длительно существующем коллективном теле, которое и осуществляет акт российского государствообразования и тем самым делает его (государство) легитимным: иначе где же проживать на Земле русским, если не в своем собственном государстве, где они всегда были в большинстве?

В советских переписях озабоченность государства по поводу единого народа не находила отражения, ибо не существовало и самой этой озабоченности: факт существования, т. е. изначальная легитимность советского народа обеспечивались не через всеобщий переписной референдум, а через другие механизмы, в том числе силовые и идеологическо-пропагандисткие. Категория «народа» в переписях была отдана в пользу этнических идентификаций, которые, в свою очередь, были оформлены как «народы СССР», или «советские нации». Эта идеология дожила до сегодняшнего дня, а программа переписи 2002 г. в ее нынешнем варианте продолжает считать «народы России», но не статистические категории учета этнических идентификаций среди российского народа.

Смысл переписных данных не предполагает наличие такой категории, как российский народ, хотя россияне в этнокультурном, расовом и религиозном планах гораздо более гомогенны, чем, например, современные американцы или индусы. Но представить себе, что авторы американских или индийских переписей отдали бы категорию «народ» для подсчета культурно различительных групп населения, крайне трудно и даже невозможно: миф о едином американском народе или об индийской нации начал бы мгновенно рассыпаться, как и сама гипотетическая общность. В равной мере не считают «народы» и другие национальные переписи, резервируя столь мощную категорию для всего населения государства и тем самым соблюдая основную миссию переписи: создавать народ для государства.

Наиболее сложным и запутанным в переписях был и остается вопрос об использовании культурных категорий в отношении населения государств. Такой первичной категоризацией во многих случаях стало деление населения по расовому составу. Данная категоризация основывается на выборе определенных физических черт личности и конструировании на этой основе биологической категории в отношении носителей таких черт. Своего рода пионером подобной новации выступили США, где сложилась давняя традиция деления населения на взаимно исключающие расовые категории. Хотя отношение и содержание понятия раса менялось, тем не менее оно стойко сохранялось в практике переписей, и именно переписи представляли собой главную сферу общественной деятельности, через которую конструировалась расовая номенклатура населения страны. Более того, именно переписи придавали легитимность и научную ауру расовой идеологии и общественной практике.

Вопрос о расе появился в переписях США с 1790 г. в форме простой дихотомии - черные и белые. Но со временем в США произошла сложная метаморфоза смешивания расовых и этнических категорий, ибо исходная методологическая позиция основывалась на том, что обе категории имеют эксклюзивный характер (они не могут носить множественную природу) и объективно связаны или даже предопределены происхождением. Именно как «раса» появились категории индейцы и китайцы в переписи 1870 г., японцы - в переписи 1890 года, филиппинцы, индийцы корейцы - в 1920 г. (в 1950 г. две последние категории элиминировали). В 1930 г. записывали отдельно мексиканцев, но потом от этой практики отказались. В 1960 г. появились гавайцы, эскимосы, алеуты.

Последние десятилетия XX в. были временем огромного интереса к феномену коллективных идентичностей. В США этот вопрос вышел далеко за пределы академического сообщества и вызвал ожесточенные дебаты с большими социальными и политическими последствиями. Отчасти это было вызвано болезненным наследием американского расизма и сохраняющимися расовыми проблемами, а также новыми волнами иммигрантов, которые во многом изменили облик современной Америки и ее идеологических устоев. Родившаяся формула «многокультурности» [9] оформила взгляд на страну с ее населением как на разделенную на определенное и фиксированное по групповому членству число различных «культур», каждая из которых заслуживает своего достойного исторического места, статуса, равного обращения и уважения, а также, возможно, и специальной поддержки. Этот новый общественный климат отразился и на практике переписей, а вместе с тем и на представлениях, что есть население Америки и кто есть американцы.

В 1977 г. в США была введена правительственная директива различения в федеральной статистике, включая и переписи, этнических и расовых групп населения. В итоге начиная с переписи 1980 г., к «расовым» категориям были добавлены корейцы, вьетнамцы, индийцы, гуамцы и самоанцы. Отдельно стоял вопрос о лицах испанского происхождения.

В последней переписи 2000 г. все эти категории остались фактически без изменения, внося огромную путаницу в этнорасовую классификацию. Американский народ стал представлять в буквальном смысле все известные цивилизации, культуры и языки, т. е. американские граждане являли собой не просто культурно сложное общество, но своего рода первую в истории «мировую нацию», или «нациию мира» (world nation).

В связи с этим можно поставить вопрос об исторической уязвимости американского проекта в том его виде, как он отражается и реализуется переписной процессуальностью. Если внимательно посмотреть на итоги последней переписи, то получается, что вопрос о расе позволял выделить 15 отдельных групп. Но на самом деле, если не считать подгруппы в категории азиаты, базовая система расовой классификации признает только шесть категорий: белые, черные, азиаты, индейцы и аляскинские аборигены, коренные гавайцы и жители тихоокеанских островов, и другая раса.

По сравнению с переписью 1990 г., здесь только одно отличие: гавайцы и другие тихоокеанцы выделились из «азиатов» в самостоятельную категорию. Более серьезное и принципиальное отличие заключалось в том, что гражданам впервые предоставлялась возможность ответить на вопрос об «одной или более» расовой принадлежности. Варианты ответов в рамках названных выше шести категорий позволяли получить 63 отдельные расовые группы (точнее, группировки). Выделенная как этническая категория испаноамериканцы и неиспаноамериканцы разделила все население еще на две дополнительные категории, позволив тем самым зафиксировать 126 возможных расовых/этнических группировок.

В результате, несмотря на то, что не очень много американцев указали множественНУЮ расовую принадлежность (около 7 млн, или 2,4% населения), среди детей доля «многорасовых» американцев в 2 раза выше, чем среди взрослых. Это означает, что с каждой следующей переписью и по мере возрастания числа межрасовых браков, а также психологического привыкания к подобной опции это число будет продолжать расти.

Как отмечает Кеннет Приуитт, «что действительно имеет экстраординарный смысл, так это то, что нация неожиданно перешла, причем с минимальным пониманием последствий, от ограниченной и сравнительно закрытой расовой таксономии к варианту, у которого нет никаких ограничений. В будущем расовые категории, несомненно, станут более многочисленными. А почему нет? Какие основания у правительства объявить, что "все, хватит"? Когда существовали только три или даже четыре и пять категорий, тогда такая позиция имела бы смысл. Но сейчас мы, как нация, как можем решать, что позволенные для нынешней переписи 63 расовые или 126 расово-этнических групп есть то самое "правильное" число? Это уже невозможно сделать, как и не может быть никакого другого "правильного" числа. Не существует ни политических, ни научных ограничителей» [10].

Более того, по причине поколебленных современной наукой основ расовых подразделений позицией государства при проведении переписи может быть только принцип самокатегоризации, который отныне должен распространиться на всю систему официальной статистики. Расовая принадлежность - это личный выбор каждого опрашиваемого. Никто не способен отказать американцу с самой малой долей «белой крови» указать, что он в расовом отношении принадлежит к «черно-белой», «индейско-белой», «черно-азиатской» «азиатско-гавайской» расовой группе. Основанная на расовых и этнических параметрах политика идентичности будет неизменно усиливаться в США до тех пор, пока с той или иной формой идентификации связано распределение определенных общественных благ и преимуществ.

Наверняка скоро в США появятся новые группы, которые будут требовать признания и удовлетворения их специфических запросов и пожеланий. Например, арабско-американская община в лице своих активистов уже заявила о своем стремлении стать «расовой группой» при проведении переписей. Без признания через перепись невозможно сформулировать те или иные программы и требования. Все это означает, что вся нынешняя система расовой таксономии имеет слишком мало и одновременно слишком много категорий и по этой причине является уязвимой и более того - несостоятельной с точки зрения будущего развития Америки. Эта историческая несостоятельность просматривается в следующих возможных коллизиях.

Во-первых, под вопросом оказывается вся система на основе статистической пропорциональности устранения дискриминации в различных общественных сферах и в области гражданских свобод и политических прав. Этот механизм радикально ослабнет по мере того, как будет возникать все больше и больше расовых групп и подгрупп.

Во-вторых, в случае ослабления американской экономической мощи и возможного роста конкуренции за рабочие места в США неминуемо ослабнет эйфория от формулы многокультурности и вполне могут возродиться антииммигрантские и расистские установки и конкретная политика. Формула процветающей и прочной этнорасовой мозаики не является раз и навсегда данной для этой страны. Любой более или менее серьезный кризис, в том числе и политический, порождает всплески ксенофобии и экстремизм, которые всегда присутствуют в американском обществе.

В-третьих, долго существовавшая толерантость в религиозной сфере до этого касалась главным образом протестантско-католического диалога и нет уверенности, что столь же естественно он может распространиться на растущих численно мусульман, индуистов и буддистов.

Наконец, расширение номенклатуры групповых категорий в современных условиях может означать конец прежней основы иммигрантского общества - стремление «стать американцем», означавшее разную степень ассимиляции. Теперь обращение к групповому партикуляризму иммигрантов с высоким социальным статусом и из вполне состоятельных стран, а также использование групповых прав становится средством преуспевания, а не маргинализации, как это было еще 50 лет тому назад.

Америка должна будет стать другим обществом, где на смену неудобным «расовым» категориям может придти формула «многонационалъности», которая является саморазрушительной для любого государства.

Вопрос «Что и как считать в многоэтничной стране?» был главным вопросом дискуссии о Всероссийской переписи 2002 г. Сразу же уместно задать и другой, фундаментальный вопрос о том, что собирались зафиксировать в переписи: некую номенклатуру «национальностей, национальных или этнографических групп» (как сейчас звучит формулировка вопроса переписи) или наличие у российских граждан (у российского народа) различных форм этнокультурной идентичности, которые часто носят множественный и невзаимоисключающий характер? Большинство развитых стран, проводящих всеобщие переписи, данные об этническом составе населения или совсем не фиксируют (предпочитая спрашивать о языке, религии или расе), или фиксируют этническую принадлежность в ее единичном или множественном варианте.

В СССР и постсоветской России, фактически начиная с переписи 1926 г, считалось и считается поныне, что население страны состоит из отдельных народов (этносов) и этнографических групп (субэтносов), которые и составляют реестр национальностей. К тому же большинство этнических общностей прошло этап языковой «национализации», т. е. их представители считают себя «нациями», и это косвенно признается государством в конституционной записи о «многонациональном народе России», хотя больше нигде в федеральных законодательных и правовых текстах этнические общности не квалифицируются как «нации». Еще существует понятие «национальности» в смысле этнической, а не гражданской принадлежности. Причем считается, что национальность может быть только одна и только по одному из родителей. С отменой записи «национальность» в паспортах положение стало несколько лучше, ибо позволяет больший и сменяемый выбор этнических идентичностей и уменьшает возможность дискриминации по этническому принципу. Однако сохранилась процедура записи национальности в свидетельстве о рождении, когда вновь рожденный человек вообще никакой этничностью не обладает. Но несостоятельность этой процедуры довольно скоро выявится, а сейчас она - не более чем небольшая задачка для родителей попробовать предугадать, кем их ребенку лучше быть в России.

Перепись отличается тем, что собирает агрегированные данные о национальной (этнической) принадлежности, т. е. как бы устанавливает общую численность проживающих в стране этнических общностей (народов). Делается это на базе индивидуальной идентификации (личного самоопределения), кроме малолетних, за которых решают родители.

Длительные споры идут о том, сколько народов реально проживает в стране, и некоторые ученые полагают, что для выяснения действительно полной и объективной картины необходимо только позволить фиксировать все самоназвания (этнонимы) и не заниматься их корректировкой через «встречный» список народов, который подготовлен учеными [11]. Этот подход основан на посылке, что где-то в глубине социума и человеческого сознания существует подлинное «национальное, или этническое, самосознание», выражаемое в групповом самоназвании. Это самовыражение якобы не имело места в прошлом по причине отказа в признании со стороны государства и экспертов, которые отказывались «признавать этносы».

Проблема с данным подходом состоит в другом. Во-первых, в достаточно наивной вере, что этническая идентификация всегда есть некая эксклюзивность, всегда предшествует другим формам идентификации и всегда четко осознается человеком. На самом деле феномен этничности имеет более сложную природу, в том числе и прежде всего на личностном уровне. Этническая идентичность может носить многоуровневый характер, и трудно отказать ботлихцу, цумадинцу или ахвахцу в том, что он не может называться также и аварцем, или эрзянец не может одновременно называться мордвой (такая ошибка уже была допущена в переписи 1994 г.).

Во-вторых, в стране проживают миллионы граждан смешанного этнического происхождения, разделяющие культуру, язык и самосознание как минимум обоих своих родителей. Почему их нужно ставить перед необходимостью взаимоисключающего выбора, даже если они привыкли это делать в предыдущие времена, не подозревая, что имеется и другой выбор за рамками государственных инструкций.

В-третьих, этническая самоиндентификация столь подвижна и достаточно легко конструируется, что даже если одна перепись зафиксирует всю «полную картину этносов», то следующая перепись даст наверняка другой, еще больший или меньший список, но обязательно отличный от предыдущего. К тому же право менять и определять свою национальную принадлежность и даже указывать или не указывать ее - прерогатива самого человека.

Поэтому отказ от списка ради «открытого листа», но с той же самой методологической установкой, ничего не даст, кроме сумятицы и новых споров, что есть народ, этнос, нация, этнографическая группа и т.п. Не спасает положения и предложение ввести иерархию этнических общностей как по линии «в основном проживающие на территории на территории Российской Федерации» и «в основном проживающие за пределами», так и по линии вертикальной иерархии (этносы-субэтносы): например, казаки или поморы как субэтносы русских, а булгары иди мишари как субэтносы татар, дигорцы как субэтнос осетин и т. д.

В нынешней общественно-политической ситуации идеальный, с точки зрения современной науки, вариант переписи этнических общностей нам представлялся невозможным. Важно было хотя бы преодолеть жесткое давление националистических сил и ассимиляционистские установки местных администраций в пользу так называемых титульных национальностей в республиках, а также давление со стороны шовинистических групп и политиков с целью приумножить «государствообразующий этнос».

-----

  1. Тишков В. А. Переписи населения и конструирование идентичностей / На пути к переписи; Под ред. В. Тишкова. - М.: ОАО «Авиаиздат», 2003. С. 14-15.
  2. Очерки теории и политики этничности в России. М., 1997. С. 53.
  3. Перепись-2002: проблемы и суждения // Исследования по прикладной и неотложной этнологии. РЭА РАН. 2001. № 132. С. 32-38.
  4. Степанов В. В. Российская перепись 2002 года: пути измерения идентичности больших и малых групп // Исследования по прикладной и неотложной этнологии. РЭА РАН. 2001. №145. С. 42.
  5. Тишков В. Переписи населения и конструирование идентичностей / На пути к переписи; Под ред. В. Тишкова. - М.: ОАО «Авиаиздат», 2003. С. 18.
  6. Тишков В. Переписи населения и конструирование идентичностей / На пути к переписи; Под ред. В. Тишкова. - М.: ОАО «Авиаиздат», 2003. С. 21.
  7. Нелишне узнать из источника (Беседа В. А. Тишкова с С. И. Бруком) // Этнограф. обозрение. 1995. № 1. С. 89-101.
  8. Народы России. Энциклопедия / Гл. ред. В. А. Тишков. М., 1994. С. 53-65.
  9. См.: Мультикультурализм в трансформирующихся обществах / Под ред. В. С. Малахова, В. А. Тишкова. М., 2002. С. 94.
  10. Цит. по: Тишков В. А. Переписи населения и конструирование идентичностей / На пути к переписи; Под ред. В. Тишкова. - М.: ОАО «Авиаиздат», 2003. С. 30.
  11. См.: Народы СССР. Краткий справочник / Отв. ред. С. П. Толстов. М., 1958. С. 68.

См.: Перепись населения как социокультурное явление

istoriirossii.ru