На рассвете 22 июня вермахт колоссальными силами начинает свою главную операцию – план «Барбаросса», рассчитанный на быстрый разгром Советского Союза и его покорение как предпосылку к мировому господству. В армии вторжения – 190 дивизий, 4300 танков, 5000 самолетов. В Западной Европе остаются лишь незначительные силы: Гитлер обещает своему генералитету, что там второго фронта не будет и «роковые ошибки» первой мировой войны, приведшие к поражению Германии, не повторятся.
Советский Союз, еще недавно пользовавшийся преимуществами нейтральной державы, в один день оказался на переднем крае борьбы с фашизмом. Положение огромной страны оказалось исключительно тяжелым, если не сказать катастрофическим. Сказывались последствия допущенных советскими руководителями во главе со Сталиным просчетов в оценке военно-стратегической обстановки, в частности сроков нападения Германии, в подготовке страны к отражению агрессии. Тяжелый, во многом невосполнимый ущерб обороноспособности Советского государства нанесли репрессии 30-х годов, известные на Западе как «великие чистки», обескровившие командный состав Красной Армии, партийные, советские и хозяйственные кадры [1]. В результате необоснованных репрессий в 1935 -1941 гг. погибло около 40 тысяч высококвалифицированных офицеров Красной Армии.
К осени 1941 года гитлеровская Германия оккупировала территорию СССР, в два раза превышающую размеры Франции. Как признавал Сталин в послании к премьер-министру Великобритании Черчиллю 3 сентября 1941 года, все это «...поставило Советский Союз перед смертельной угрозой» [2].
Лозунг «Все для фронта, все для победы!» стал определять все стороны жизни Советского государства. Перед внешней политикой была поставлена жизненно важная задача: найти союзников и не приумножить число врагов, прежде всего избавиться от необходимости второго фронта на Дальнем Востоке против Японии. Москва брала на себя инициативу создания антигитлеровской коалиции. Исходным являлась реалистическая оценка угрозы фашизма интересам всего человечества, что предполагало объединение усилий государств, против которых была направлена фашистская агрессия.
Вполне логично было ожидать, учитывая глобальный размах агрессии держав оси, что в интересах США и Великобритании было как можно быстрее прийти на помощь Советскому Союзу, организуя высадку на Европейском континенте и отвлекая тем самым часть сил вермахта с Восточного фронта.
Именно из этого исходило Советское правительство, когда впервые, меньше чем через месяц после начала войны, 18 июля 1941 года, в послании Сталина Черчиллю поставило вопрос об открытии второго фронта. «Мне кажется, – писал Сталин, – что военное положение Советского Союза, равно как и Великобритании, было бы значительно улучшено, если бы был создан фронт против Гитлера на Западе (Северная Франция) и на Севере (Арктика)... Я представляю трудность создания такого фронта, но мне кажется, что несмотря на трудности, его следовало бы создать не только ради нашего общего дела, но и ради интересов самой Англии» [3].
Ответ Черчилля через три дня в Москву был обескураживающим. В нем сквозило даже известное тайное злорадство по поводу судьбы Советского государства, рассчитывавшего, как полагали в Лондоне, «отсидеться» от участия в мировой войне, пока Великобритания в одиночку сражалась. О позиции американцев в этом вопросе до вступления США в войну и говорить не приходилось. Приехавший в Москву в конце июля «с ознакомительной миссией» посланник президента Рузвельта Гарри Гопкинс имел с собой четкие инструкции: «Никаких разговоров о войне»[4]. «Мы, США, сейчас невоюющая страна и в отношении второго фронта не можем вам помочь, – говорил Гопкинс советским представителям. – Но вот в вопросах снабжения – иное дело...» [5] Речь шла о поставках в СССР сырья и военного снаряжения в рамках так называемого ленд-лиза (займа-аренды). К этому в основном хотели бы свести свою роль в войне американские руководители.
Большая политическая игра вокруг второго фронта началась. В этот начальный период войны Советскому Союзу в лучшем случае отводилась вспомогательная роль силы, способной путем самопожертвования временно задержать и истощить Германию, пока Англия и США лихорадочно перевооружались и готовились к решающей схватке. Все это приблизительно напоминало роль Китая, сковывавшего силы японской агрессии. О последствиях этой эгоистической тактики для мирового баланса сил и своего собственного будущего всерьез, видимо, не задумывались, хотя и хорошо знали о планах Гитлера после победоносного завершения «восточной кампании» поставить на колени Англию и начать в союзе с Японией межконтинентальную войну против Америки.
В Москве испытывали нескрываемое раздражение эгоизмом позиции западных союзников, особенно англичан. В телеграмме послу СССР в Великобритании И. М. Майскому 30 августа 1941 года Сталин писал: «По сути дела, Английское правительство своей пассивно-выжидательной политикой помогает гитлеровцам. Гитлеровцы хотят бить своих противников поодиночке – сегодня русских, завтра – англичан. То обстоятельство, что Англия нам аплодирует, а немцев ругает последними словами, нисколько не меняет дела. Понимают ли это англичане? Я думаю, что понимают. Чего же хотят они? Они, каже14тся, хотят нашего ослабления. Если это предположение правильно, нам надо быть осторожными в отношении англичан» [6].
В тот момент, когда решался вопрос быть или не быть Советскому государству, тяжело было думать, что придется долгое время в одиночку нести бремя войны. В первые ее месяцы в кругах советского руководства имело место определенная растерянность: быстрота продвижения германских войск вскрыла неподготовленность страны к отражению агрессии. Предпринимались экстренные усилия в военной и экономической областях, чтобы переломить угрожающее развитие событий. Как обычно бывает в случаях великих потрясений, преувеличенные надежды возлагались на внешние факторы, хотя в действительности приходилось рассчитывать только на собственные силы. Объясняя советским людям причины временных неудач Красной Армии в первые месяцы войны, Сталин был далек от самокритичного анализа и на первом месте указал «отсутствие второго фронта в Европе против немецко-фашистских войск», выражая уверенность, что «он безусловно должен появиться в ближайшее время» [7].
[1] Борисов А. Ю. Уроки второго фронта. – М, 1989. С. 29.
[2] Переписка Председателя Совета Министров СССР с президентом США и премьер-министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. – М., 1976. Т. 1. С. 29.
[3] Переписка Председателя Совета Министров СССР с президентом США и премьер-министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. – М., 1976. Т. 1. С. 19.
[4] Борисов А. Ю. Уроки второго фронта. – М, 1989. С. 31.
[5] Майский И. М. Воспоминания советского посла. Война 1939–1943. – М., 1965. С. 160.
[6] Советско-английские отношения во время Великой Отечественной войны. 1941–1945. Т. 1. 1941–1943. М., 1983. С. 109.
[7] Внешняя политика Советского Союза в период Отечественной войны. Т. 1. С. 41-42.