Восприятие астрономического трактата 'Шестокрыл' на Руси в XV веке

Восприятие научного открытия — проблема предельно широкая, включающая в себя весьма различные аспекты: воспринимающая «среда», характер или типология открытия и т. д.

При исследовании развития научной мысли в средневековой Руси нас заинтересовало, каким образом можно объяснить восприятие открытия, которое, казалось бы, полностью противоречит ведущим канонам или «парадигмам» общего мировоззренческого характера, которое направлено против этих канонов и подрывает их. Примером именно такого случая является факт восприятия в XV в. на Руси астрономического трактата «Шестокрыл».

Уже давно внимание историков привлекает ересь, распространившаяся в Великом Новгороде во второй половине XV в.

Неоднократно изучались задачи новгородского кружка еретиков и социальные корни, вызвавшие ересь к жизни. Историки науки обращались к ереси очень редко, разбирая в основном еретическую астрономическую литературу.

«Шестокрыл» был опубликован А. И. Соболевским, который не привел таблиц, сопровождавших это произведение. Это, а также малопонятный язык затрудняют пользование   материалом.

Автор «Шестокрыла» — Иммануэльбар-Якоб (XIV в.), итальянский еврей. Текст известен в единственном экземпляре и хранился в музее Холмского православного братства в сборнике XVI в.1)

Открытие, меняющее представления о мироздании

«Шестокрыл» представляет собой шесть таблиц («крыльев»), в которых были расположены в определенном порядке, колонками, цифры, обозначающие годы, месяцы, дни и часы (как целые, так и дробные числа), показывающие периоды обращения Луны, Солнца и т. п. и текст, который является подробным наставлением, как пользоваться этими числами.

Читателям, например, объяснялось, какие числа против каких надо было ставить, против каких месяцев, как проводить вычисления с дробными числами (до шестидесятых долей), как вычислять, когда, в каком знаке зодиака будет находиться Солнце и т. п.

С помощью этих вычислений можно было определять даты солнечных и лунных затмений и фаз Луны в любое время года.

Для Руси того времени это не могло не быть своего рода открытием, значительно меняющим представления о мироздании. «Откровение» это было тем более знаменательным, что приходится учитывать определенный консерватизм русских как духовных, так и светских кругов, встававший на пути всего нового и противорочающего церковной апологетике.

Еще во времена Киевской Руси утвердился тезис о том, что никто, кроме бога-творца, не распоряжается всем подлунным миром и никто, кроме него, не вызывает к жизни те или иные явления природы. Из этого вытекало, как само собой разумеющееся, что человек не может точно знать ни начала, ни конца того или иного явления природы. Это был канон и относился он ко всем явлениям, выходящим за рамки обычного и повторяющегося, к тому, что не использовалось непосредственно в жизни.

На последнее церковь, распространяя представление об их предустановленности по божьему велению, однако, не распространяла в той же мере второй компонент — полную непредсказуемость, ибо это резко противоречило бы всей повседневной практике. Важно подчеркнуть, что такое рассогласование в воззрении, наличие взаимоисключающих деталей или частей, имело место. Люди того времени в них свято верили.

Князь Игорь во время своего похода на половцев, когда наступило солнечное затмение, обращался к дружине: «Тайны бога никто же не весть», т. е. никто не знает тайн бога 2). Официальные документы того времени, русские летописи подчеркивают этот тезис сплошь и рядом.

Именно поэтому особенным диссонансом должно было прозвучать для Руси утверждение о том, что при помощи цифр, расположенных в определенном порядке, можно предсказать заранее время солнечных и лунных затмений, «знамений божиих».

Сам текст из-за малопонятных для русского читателя выражений, к тому же осложненных переводом («тычка», «укон», «глава змии», «хвост змии» и т. п.), разумеется, не мог не казаться поначалу своеобразным наставлением для проведения сложных магических операций. Достаточно вспомнить, что на Руси повсеместно верили в наговоры, всякого рода колдовства, «порчи».

Как «Шестокрыл» смог оказаться воспринятым?

Перевод «Шестокрыла» (непосредственно с еврейского) был сделан в Западной Руси, о чем говорит язык перевода. Отсюда он попадает вместе с группой торговцев в Новгород Великий в 1472 г. Попадает в город, где еще свежа была память о предыдущей ереси «стригольников»3) и где церковные иерархи особенно рьяно брались за искоренение всяких попыток изменить догматы вероучения и попыток изменить социальный строй. Казалось бы, «Шестокрыл» не был тем зерном, которое, попав на русскую почву XV столетия, в силу исторических условий дало бы росток.

Как же он мог оказаться воспринятым? Ведь то, о чем в нем говорилось, относилось к сфере «знамений божиих», по установившемуся канону явлений непредсказуемых?

С точки зрения психологического анализа восприятия открытия нам здесь представляются имеющими интерес два следующих соображения.

Первое. Различение мотивационной и познавательной сторон восприятия открытия. Они различны прежде всего по своим функциям. Первое лежит в области социальных отношений. По-видимому, мотивационная сторона – в связи с «Шестокрылом» мы на ней остановимся несколько ниже – сама возможность субъективного принятия открытия, как бы оно не противоречило имеющимся знаниям и представлениям, имеет место. Функция познавательной стороны — перестройка наличной системы знания и некоторых его аспектах. Мотивация предшествует и предопределяет возможность усвоения.

Второе. Нередко, когда говорят о стиле эпохи, характерных особенностях познавательной деятельности некоторого периода, незаметно сводят на второй план, фактически игнорируют внутреннюю несогласованность и даже противоречивость в воззрениях. Факт — кардинальной важности. Отрицать их наличие — значит прибегать к помощи чуда для объяснения восприятия нового.

Мы уже говорили о мировоззренческом каноне: бог-творец распоряжается миром явлений, он их вызывает, чтобы дать некое знамение людям, следовательно, они принципиально непредсказуемы, ибо человек не может проникнуть в волю бога. Из этого следует практический принцип: такие явления не проверяются. Они — предмет веры.

C другой стороны, в практической деятельности людей того времени (сельском хозяйстве, мореплаваниях, далеких путешествиях, охоте) необходима была ориентация и учет состояния погоды, зависящей от различных факторов и которую можно было предсказывать по различного рода метеорологическим явлениям: окраске облаков, Солнца, гало и т. п.

Погодоведение, своеобразная практическая метеорология на Руси получает широкое распространение. Появляется целый ряд сборников подобных предсказаний, в том числе так называемые «Громовники», где наряду с астрологическими элементами в значительной мере присутствовала народная метеорология, связанная с сельскохозяйственным календарем (в основном: стран Востока). Фактически существовал другой неписаный канон: небесные явления тесно связаны между собой, повторяются, существуют их определенные циклы. Отсюда практическое правило: их можно и нужно предсказывать; выводы должны проверяться на практике.

Ретроспективно этот канон противоречит первому. В сознании же людей того времени они благополучно уживались друг с другом.

Сферы их деятельности были распределены, и до поры до времени не затрагивали друг друга. Появление «Шестокрыла» нарушило это равновесие. Познавательная возможность и механизм его положений, с точки зрения самых общих парадигм, заключаются в перераспределении сферы приложимости канонов. Если бы не существовало второго, то мысль о возможности предсказания солнечного затмения не могла быть принята и усвоена.

Принять ее просто так, без проверки на практике, не могли. Она была особым: открытием, открытием, требующим доказательств, и выводы «Шестокрыла» требовали для русского читателя тех времен, разумеется, доказательств во сто крат больших, чем открытия обыкновенные. Ибо в конечном счете «Шестокрыл» в определенной мере влиял на мышление человека средневековья, воспитанного в строгих рамках христианского вероучения.

Использование «Шестокрыла» на практике новгородскими еретиками

Были ли получены эти доказательства, т. е. использовали ли «Шестокрыл» с его таблицами по прямому назначению — для определения лунных и солнечных затмений? Да.

К сожалению, то обстоятельство, что, попав на Русь, «Шестокрыл» сразу оказался в списках запрещенной литературы, сыграло свою роль: в литературе того времени о «Шестокрыле» упоминается крайне мало. Поэтому историю его в какой-то мере можно проследить по тем нападкам, которым он подвергался со стороны церковников, и по некоторым другим источникам.

Нам кажется, необходимо обратить внимание на известие Новгородской четвертой летописи под 1476 годом. Здесь летописец, описывая затмение, не скрывая своего ужаса, записал о каких-то «верних», которые, как и он сам, были очень напуганы явлением: «но верним оужастно бысть вельми»4). Деление на «верных» и «неверных» в древней Руси традиционно. Под первыми подразумевались приверженцы буквы христианского вероучения, под вторыми — все, кто выступал против догматов церкви.

С этой точки зрения запись вполне понятна, относится именно ко времени знакомства с «Шестокрылом» и связана с ним. С помощью его еретики предсказали затмение этого года, как, впрочем, и другие, насмехаясь над страхами о конце света. Его ожидали именно в конце XV столетия, в 1492 г., когда кончалось 7-е тысячелетие от «сотворения мира».

Интересно, что с 1472 г., когда в Новгород попал «Шестокрыл», прошло всего четыре года. И за это время он уже был использован в таком масштабе, что толки о предсказаниях «неверных» будоражили весь город. Недаром новгородский архиепископ Геннадий, пытавшийся ввести инквизиторские методы борьбы с еретиками по примеру испанцев, так тщательно изучает «Шестокрыл», отмечая «что «Шестокрыл» они себе изучив, да тем прельщают христианство, мня, якоже с небеси знамение сводят»5), т. е. учат предсказывать затмения, делать их явлением обыденным, привлекая тем на свою сторону «верных», т. е. христиан.

Правильно предсказав затмение, пользуясь «Шестокрылом», кружок «еретиков», естественно, получал важный козырь для привлечения на свою сторону части новгородцев. Вероятно, они, практически используя его для пропаганды, сами этот аспект полностью не сознавали. Однако этого нельзя сказать о небезызвестном деятеле церкви тех времен, игумене Волоколамского монастыря Иосифе Санине: «Сего ради мнози к ним уклонивщася, и погрязоша в глубине отступлениа» 6).

Хотя, разумеется, теоретические вопросы, поднимаемые «еретиками», в конечном счете были более глубокими и касались социальных проблем, в их ряду немаловажное место занимал со своими выводами «Шестокрыл», волей или неволей способствовавший привлечению на сторону «еретиков» новых сторонников. Доказательства правоты «еретиков» в доле предсказания затмения становятся доказательствами их правоты и в вопросах веры. Во всяком случае, вычисления с таблицами «Шестокрыла» не могли не заинтересовать новгородцев своей видимой   результативностью, проверенной на практике.

Много различных факторов способствовало тому, что трактат этот хотя и временно, стал довольно популярен в кругах новгородских еретиков конца XV в.

Новгород Великий — вообще своеобразное явление русской жизни тех времен. Город ремесленников и купцов, торговцев, тесно связанный в торговом и культурном отношении с городами Западной Европы, город высокой культуры (одних берестяных грамот найдено на сегодняшний день несколько сотен), город, не затронутый татаро-монгольским нашествием, город предприимчивых поморов и талантливых ремесленников, землепроходцев, он жил весьма интенсивной жизнью, живо откликаясь на все проявления свободомыслия. В его многочисленных кварталах всегда могла находиться почва для восприятия самых, казалось бы, еретических мыслей.

Едва ли только кружком «еретиков» ограничивалось число лиц, знакомых с «Шестокрылом». Фактором определенной значимости могло быть и простое любопытство, изумление тех, кто с ним знакомился.

В обстановке тревожного ожидания окончания света все «знамения» приобретали окраску предвестников всемирной катастрофы.

  • Именно в это время появляется на Руси «Шестокрыл», с помощью которого новгородцы открыли для себя, казалось бы, недоступную разуму возможность предсказывать затмения.
  • Это, разумеется, не могло не привести к мысли об их периодичности, которая и подрывала все учения об окончании мира. Чудо, по крайней мере наполовину, перестало быть чудом.

Характерно, что когда Фарварсон предсказал на 1705 год солнечное, затмение. Петр I писал Ф. Головину: «Господин адмирал. Будущего месяца... будет великое солнечное затмение. Того ради изволь сие поразгласить в наших людях, что когда оное будет, дабы за чудо не поставили. Понеже когда люди про то ведают прежде, то не есть уже чудо»7).

Несмотря на то, что появившийся на Руси «Шестокрыл» был слишком необычен для русского читателя в силу своей специфики и направленности, несмотря на то, что он сразу же был внесен в списки запрещенных книг, многим из тех, кто с ним знакомился, оказалось достаточным раз убедиться в правильности его выводов о возможности предсказании затмений, чтобы он был принят.

Правильность его предсказания оказывалась сильнее веками внедряемых тезисов священного писания: открытие пробивало себе дорогу через преодоление укоренившихся мистифицированных представлений.

Представляется, что полученные из него выводы — различение «мотивационного» и «познавательного» аспектов восприятия; установление несоответствий в наличествующей системе знаний, определяющих возможность включения нового в эгу старую систему — имеет не только локальное значение, но и более широкое.

Детализированное исследование восприятия «Шестокрыла», спуск от наиболее общих «парадигм» к анализу «механизмов» сцепления и взаимодействия конкретных представлений в настоящее время, к сожалению, невозможен в силу указанной нами в начале статьи неполности данных.

Сноски

1) По сведениям А.И. Соболевского, приведенным и публикации «Переводная литература Московской Руси XIV—XVII вв.», СПб., 1903, стр. 413—419.

2) Полное собрание Русских летописей (ПСРЛ), т. 2, СПб., 1908, стр. 638,

3) Ересь стригольников — ересь, распространившаяся в Пскове и Новгороде в 50—70 гг. XIV в. Стригольники (по профессии одного из организаторов — цирюльника Карпа) выступали против существовавшего социального строя. Как почти все течения средневековья подобного рода, их критика была направлена против догматов церкви.

4) ПСРЛ, т. 4, ч. 1, вып. 2, 1925, стр. 449.

5) Казакова И.Л., Лурье Я. С. Антифеодальные еретические движения на Руси XIV—XVI вв., М., 1955, стр. 311.

6) Там же, стр. 481.

7) Фесенков В.Г., Очерки истории астрономии в России в XVII—XVIII вв., Тр. Ин-та истории естоствозн. и техн., т. 11, М., 1948, стр. 9,

Кузаков В. К. О восприятии в XV в. на Руси астрономического трактата «Шестокрыл» // Историко-астрономические исследования. Выпуск XII. – М.: Наука, 1975. С. 113-120.