Существовала ли ‘партия Елизаветы’? Для этого представляется необходимым объяснить следующие вопросы:
- в чем состояла специфика предшествовавшего перевороту заговора;
- как складывались условия для переворота и определились его движущие силы в лице солдат-преображенцев;
- в чем состояли особенности гвардейского переворота 1741 г.;
- каковы были последствия переворота для правящей элиты и можно ли оценивать его как патриотический протест против «немецкого засилья»;
- каковы были средства достижения относительной стабильности в царствование Елизаветы.
Неурегулированность проблемы престолонаследия вместе с обозначившейся слабостью правления Анны Леопольдовны сделали центром притяжения интриг двор цесаревны Елизаветы.
Уже в начале декабря 1740 г. посол Швеции Э. Нолькен информировал Шетарди о наличии у принцессы «партии», в которую якобы входили обер-прокурор Сената И.И. Бахметев, генерал-майор Г.А. Урусов, обер-комендант столицы С.Л. Игнатьев. Помимо названных лиц, Елизавета рассчитывала на поддержку A.M. Черкасского и новгородского архиепископа. В числе своих сторонников она назвала шефа Тайной канцелярии Ушакова, а также «всех офицеров гвардии русского происхождения», которых должны поддержать полки Петербургского гарнизона (в частности Ростовский полк) и сотни ее приверженцев в провинции198. Позднее сама Елизавета назвала Шетарди, что на ее стороне князья Трубецкие (генерал-фельдмаршал и генерал-прокурор Сената) и гвардейский подполковник принц Л. Гессен-Гомбургский199.
Контакты Нолькена с Елизаветой через ее врача Армана Лестока подтолкнули француского посла к более активным действиям. При личных встречах с ним в начале января 1741 г. цесаревна заявила о готовности ее «партии» к выступлению, «как только придут иностранцы с явным намерением поддержать права потомства Петра I». Под иностранцами принцесса подразумевала готовившуюся к реваншу Швецию.
Таким образом, из донесений Шетарди следует, что уже в начале 1741 г. против непопулярных правителей образовался заговор во главе с Елизаветой. Шетарди обратился в Париж за санкцией на свое участие в готовившейся акции. Однако ее осуществление откладывалось: Елизавета не решалась выступить без шведской поддержки, но, с другой стороны, упорно отказывалась подписать документ, содержавший обещание территориальных уступок Швеции в обмен на помощь в возведении ее на престол.
Связь возникшего придворного заговора с переворотом 25 ноября 1741 г. подчеркивается в исторической литературе200. Возможно, в «переворотной» атмосфере конца 1740 г. у Елизаветы могла появиться мысль об изменении ситуации в свою пользу. В беседах с Нолькеном цесаревна уже в декабре 1740 г. предполагала, что ее соперница стремится провозгласить себя императрицей; этими же опасениями делился с Шетарди Лесток. За домом Елизаветы и посещавшим его французским послом в январе 1741 г. была установлена слежка201. Знала ли о наблюдении она сама, неизвестно; но на официальное положение цесаревны при дворе эти меры никак не повлияли.
В апреле 1741 г. Финн по поручению своего правительства конфиденциально известил Остермана и принца Антона: из полученных в Стокгольме докладов Нолькена следует, «будто в России образовалась большая партия, готовая взяться за оружие для возведения на престол великой княгини Елизаветы Петровны и соединиться с этой целью со шведами, едва они перейдут границу»202. В числе активных участников заговора были названы Шетарди и Лесток. Однако сохранившиеся материалы Кабинета и Тайной канцелярии не содержат распоряжений по расследованию заговора. Поведение Остермана тем более странно, что он был информирован о приближавшейся войне со Швецией и точно назвал Финчу дату ее начала.
В то же время А.И. Ушаков уклонялся от контактов с Шетарди, чем вызвал беспокойство посла. О каких-либо действиях в пользу Елизаветы со стороны Трубецких и принца Гессен-Гомбургского также ничего не известно. Все названные царедворцы сохранили свое положение при Елизавете, но ни один из них не принимал непосредственного участия в перевороте. Елизавета не скрывала от дипломатов отсутствия у нее организованной поддержки: «Здесь же <...> слишком велико недоверие между отдельными лицами, чтобы можно было заранее привести их к соглашению; главное состоит в том, чтобы заручиться их сочувствием отдельно, а как скоро начал бы действовать один, все двинулось бы как снежная лавина: всякий с удовольствием бы присоединился к движению, считая, что он равным образом разделит и славу успеха; в худшем же случае она, принцесса, предложит себя в предводители гвардии»203.
Елизавете нельзя отказать в понимании трудности стоявшей перед ней задачи: в условиях склок и разброда создать сплоченную опору среди высших сановников было едва ли возможно. Но кандидатка на трон предполагала обратиться к гвардии только в «худшем случае». Как будто расчет Елизаветы на «снежную лавину» строился на высказанных ей в беседах с Шетарди предположениях, что царь-младенец «непременно умрет при первом сколько-нибудь продолжительном нездоровье»204. В этом случае — при отсутствии другого законного наследника «из того же супружества» - завещание Анны Иоанновны теряло силу, Анна Леопольдовна лишалась оснований претендовать на регентство, а Елизавета обретала права на престол как дочь царствовавшего императора. В возникшей ситуации выступление высших должностных лиц вполне могло предоставить дочери Петра корону.
Но прогноз близкой смерти императора оказался ошибочным. Шетарди подробно освещал в своих донесениях, как они с Нолькеном добивались от Елизаветы согласия на ревизию условий Ништадтского мира; но о подготовке переворота согласно «плану принцессы Елизаветы» и конкретных исполнителях этого замысла посол мог сообщить очень немногое, и то со слов Лестока или другого поверенного принцессы - ее придворного музыканта, саксонского искателя приключений Х.-Я. Шварца.
Только в депеше от 19 мая 1741 г. он - пересказывая Шварца - упомянул о готовых к действию гвардейских офицерах. Затем Шварц передал послу, что некие офицеры обеспокоены предполагавшимся браком Елизаветы с братом Антона, принцем Людвигом. Рассказ Шетарди от 9 (20) июня о том, как цесаревна уговаривала гвардейских офицеров отложить преждевременное выступление, имеется только в публикации П.П. Пекарского; в тексте депеши по изданию РИО его нет205.
Заявления Елизаветы о готовности ее «партии» стали вызывать сомнения у дипломатов. На последней перед отъездом встрече с принцессой Нолькен безуспешно пытался уточнить количество ее сторонников в гвардии и их готовность. После начала военных действий в августе она передала Шетарди, что раздала своим сторонникам 2 тыс. руб.; в начале сентября Шварц сообщал послу о раздаче по 5 руб. каждому из отправленных на фронт в составе гвардейского отряда солдат, в связи с чем занял у Шетарди 8 тыс. червонных206.
15 сентября Елизавета заявила Шетарди, что действия ее приверженцев будут безуспешны, пока шведы не объявят о появлении в Швеции голштин-ского принца и распространят прокламацию против «иноземного правления» в России . Обещание было исполнено, но на русскую армию шведский «паш-квиль» влияния не произвел. Однако реакция правительства была резкой: 22 сентября к главнокомандующему П.П. Ласси были посланы указы о вскрытии поступавшей почты в Риге и Ревеле и расправе с распространителями «бесчестных писем»: их «живыми на кол посадить надлежит». Все солдаты и офицеры, обнаружившие подобные воззвания, должны были немедленно сжечь их «бес прочтения» под страхом жестокого наказания 208.
С этого времени и до переворота Шетарди не мог сообщить в Париж ничего конкретного о «партии» принцессы. За день до переворота посол докладывал: «Если партия принцессы не порождение фантазии (а это я заботливо расследую, обратившись к ней с настойчивым расспросом), вы согласитесь, что весьма трудно будет, чтобы она могла приступить к действиям...»209.
Можно предположить, что инициаторы заговора скрывали свои планы от Шетарди. Но французский посол сообщил 15 (26) октября 1741 г., как к нему в полночь явился камергер Елизаветы с заявлением, что, по сведениям принцессы, царь умер, и спросил, что делать 209. Шетарди вынужден был давать инструкции Елизавете срочно «сговориться с членами партии» и лично возглавить их, что выглядит несерьезно при наличии реального заговора гвардейских офицеров и поддержке первых лиц государства.
Проявленная Елизаветой беспомощность, как и неопределенность сведений о составе заговорщиков, дают возможность предположить, что настоящего заговора с участием высокопоставленных лиц не было. Сведения о нем содержатся лишь в донесениях Шетарди и Нолькена. Дипломаты получили их со слов самой Елизаветы, Лестока и Шварца и не имели возможности проверить - но, в то же время, были весьма заинтересованы, чтобы предположения о возможностях оппозиции были близки к действительности. Предупреждение Финча о заговоре также основано на полученных английскими дипломатами в Швеции данных из донесений Нолькена. Но и английский посол, исполнив поручение, не верил в наличие опасности, пренебрежительно заметив, что царевна «слишком ожирела для заговора».
Если усомниться в реальности заговора, становится понятным отсутствие каких-либо данных о нем в делах Тайной канцелярии. Весьма немногочисленны также и дела с упоминанием прав Елизаветы на престол211. В таком случае понятно отсутствие репрессий со стороны правительства и после сообщения Финча, и после письма Линара в августе 1741 г., предупреждавшего правительницу о «мятежных замыслах» иностранного министра: беседы с французским послом беспокоили Остермана, но реальной опасности не представляли. Материалы следствия по делу «правительства» Анны Леопольдовны также не содержат указаний на то, что слежка за домом Елизаветы, продолжавшаяся до осени 1741 г., дала какие-то результаты. Что касается поддержки планов Елизаветы со стороны вельмож и гвардейских офицеров, то ничего конкретного о ней не известно.
В таком случае успешный дворцовый переворот должен был иметь иное происхождение. Со времени С.М. Соловьева объективным фактором, способствовавшим переходу власти в руки дочери Петра I, считался патриотический подъем в сознании общества. Выше мы уже высказывали сомнения в наличии массовой патриотической оппозиции. Приведенные С.М. Соловьевым и Е.В. Анисимовым факты относятся только к гвардии (точнее, к ее «старым» полкам) и так же, как свидетельства Миниха-отца и Манштейна, в значительной части извлечены из донесений иностранных дипломатов. Что касается якобы бесспорного признания прав на престол за Елизаветой, то едва ли оно было однозначным; до нас дошли также противоположные отзывы 212.
Фактором, способствовавшим новому перевороту, стала деградация самого режима Анны Леопольдовны летом-осенью 1741 г. Погруженная в личные и семейные проблемы, правительница к осени 1741 г., по-видимому, окончательно утратила контроль над своим окружением, о чем свидетельствует неудача ее замысла о занятии престола. Но толки о престолонаследии не могли не беспокоить Елизавету, тем более что существовал проект выдать ее замуж за младшего брата Антона, принца Людвига213. Шведская армия была разбита 23 августа при Вильманстранде, опубликованный манифест о борьбе с министрами-иностранцами никакого отклика не вызвал; обращаться за иным, кроме денежного, содействием к французскому послу было бесполезно. В такой ситуации единственной надеждой для принцессы оставалась гвардия, которая сыграла роль инициатора и исполнителя переворота.
Сноски
198 См.: Сб. РИО. Т.92. С. 132, 215, 229, 299, 348. Судя по заявлениям Елизаветы, она рассчитывала также на А.И. Остермана (см.: Там же. С.215). Не послужил ли провал этих расчетов причиной расправы с «непотопляемым» прежде вельможей?
199 Там же. Т.96. С.348.
200 См.: Соловьев СМ. Указ. соч. KH.XI. С.101-124; Фирсов Н.Н. Вступление на престол императрицы Елизаветы Петровны. Казань, 1887. С.138-143; Вандаль А. Императрица Елизавета и Людовик XV. М., 1911. С. 131-140; Наумов В.П. Елизавета Петровна. С.55-56; Павленко Н.И. Елизавета Петровна // Родина. 1994. №7. С.74.
201 Из объяснений «сыщиков» (переодетых гвардейских солдат) следует, что главным объектом наблюдений был фельдмаршал Миних (см.: Исторические бумаги, собранные К.И. Арсеньевым. С.307-309, 314-316).
202 Сб. РИО. Т.91. С.98-99. Эта информация Финча сохранилась в виде записки на французском языке, озаглавленной архивистами XIX в.: «План тайных мероприятий против бывшего в 1741 г. правительства» (см.: РГАДА.Ф.З.Оп.1.№ 9.Л.8).
203 Сб. РИО. Т.92. С.229-230.
204 Там же. С.403.
205 См.: Пекарский П.П. Маркиз де ла Шетарди в России. С.260. Это обстоятельство ставит вопрос о достоверности публикации П.П. Пекарского: она осуществлялась, как указал сам автор, не по подлинным дипломатическим документам, а по копиям, сделанным А.И. Тургеневым.
206 См.: Сб. РИО. Т.96. С.294-295, 353.
207 См.: Там же. С.426.
208 См.: РГАДА. Ф.177. Оп.2. №10. Л.85-87.
209 Сб. РИО. Т.96. С.604,609.
210 См.: Там же. С.518.
211 См.: Соловьев СМ. Указ. соч. Кн. XI. С.22. «Шляхтич» П. Прокофьев заявил о бывшем ему «гласе с неба», согласно которому он должен взять в жены «российскую цесаревну Елизавету». В сентябре 1741 г. дело было передано в Синод, в чьем ведении состояли душевнобольные (см.: РГАДА. Ф.7. Оп.1. №269. 4.10. Л.642об.-643).
212 Например, в октябре 1740 г. крепостные князя Мышецкого обсуждали, кому быть царем после «земного бога Анны Иоанновны». Когда прозвучало имя Елизаветы, то хозяин Филат Наумов «отвел» ее кандидатуру: «Слыхал он, что она выблядок» (РГАДА. Ф.7. Оп.1. №269. 4.9. Л. 154-155).
213 См.: Левин Л.И. Указ. соч. С.90-91.
Курукин И.В. "Эпоха дворцовых переворотов" 1725-1762 гг. в контексте политической истории России. Раздел 4. 1940-1941 гг.: апогей российского «переворотства». 4.3. 25 ноября 1741 г. ‘Патриотический’ переворот и его последствия; 4.3.1. Существовала ли «партия Елизаветы»? - М., 2004. С. 378-385.