Исследования эпохи дворцовых переворотов в конце XIX - начале XX в. - Использование фактического материала, внимание к социальным проблемам

Рубежом изучении эпохи дворцовых переворотов 1725-1762 гг. по праву можно считать ее освещение в XVIII-XXV томах «Истории России» российского историка, академика Петербургской АН (1872) Сергея Михайловича Соловьева (1820 - 1879), вышедших в 1867–1875 гг. Труд Соловьева окончательно перевел проблему из области политических секретов, с одной стороны, и предмета «обличения», с другой, в сферу научного изучения. Впервые читатель получил подробную панораму эпохи, которая рассматривалась не как провал между «великими» правлениями Петра I и Екатерины II, а в качестве самостоятельного и важного периода отечественной истории.

Содержание материала

Использование фактического материала, внимание к социальным проблемам

Вводившийся в оборот фактический материал и характерное для науки второй половины XIX столетия внимание к социальным проблемам вызывали несогласие с заданной Соловьевым концепцией.

Российский историк, академик Петербургской АН (1900) Василий Осипович Ключевский (1841-1911) главной чертой «эпохи дворцовых переворотов» считал выдвижение новой господствующей силы, «дворянства с гвардией во главе», ставшей «политической школой» этого сословия, формировавшей его взгляды и помогавшей удовлетворению его притязаний.

Ключевский впервые поставил вопрос о необычной для других европейских держав социально-политической роли гвардии. Соловьев видел в ней «лучших людей» страны, усилиями которых произошло в 1741 г. «возвращение к правилам Петра Великого». С точки же зрения Ключевского, царствование Елизаветы, напротив, явилось «крутым поворотом от реформы Петра I», и именно гвардия способствовала становлению режима «дворяновластия». Шляхетство получило «законодательное удовлетворение важнейших нужд и желаний», поскольку на этом пути «нужды казны дружно встретились со стремлениями дворянства»; в результате Россия отстала от других европейских стран «на крепостное право» [8].

Ключевский отметил также развитие этой политической роли гвардии на протяжении послепетровской эпохи. По его мнению, «в 1725, 1730 и 1741 гг. гвардия установляла или восстановляла привычную верховную власть в том или другом лице, которое вожди ее представляли ей законным наследником этой власти. В 1762 г. она выступала самостоятельной политической силой, притом не охранительной, как прежде, а революционной, низвергая законного носителя верховной власти, которому сама недавно присягала». Впрочем, историк скептически оценивал степень политического прогресса российской государственности: «Дворцовое государство преемников Петра I получило вид государства сословно-дворянского. Правовое народное государство было еще впереди и не близко». В другой лекции приговор был еще более строгим: «Гвардия могла быть под сильной рукой только слепым орудием власти, под слабой – преторианцами или янычарами [9].

Ученый первым постарался уловить внутренний механизм политических потрясений этого периода, к которым его предшественники подходили, прежде всего, с их внешней стороны. К сожалению, он не стал развивать далее собственные подходы, а его литературное мастерство способствовало закреплению сложившихся штампов известных событий, некритически воспроизведенных в «Курсе русской истории», вроде описания предсмертной попытки Петра написать имя наследника, явления той же ночью гвардейских полков или характеристики «иноземного ига» при Анне Иоанновне с «жестокими казнями», «шпионством» и упадком «народного хозяйства» [10].

О социальных последствиях «эпохи дворцовых переворотов» писали ученики Ключевского в начале XX в., когда обсуждение проблем государственного устройства страны полуторавековой давности становилось весьма злободневным. Историк, академик РАН с 1921 г. (академик АН СССР с 1925 г.) Михаил Михайлович Богословский (1867-1929) и российский политический деятель и историк Павел Николаевич Милюков (1859-1943), в отличие от своего учителя, видели в событиях 1730 г. не только конфликт «органов правительства между собою за распределение власти», но и борьбу за конституцию, отвечавшую «интересам всего общества». Но «конституционалисты» и «верховники» не сумели договориться, и страна «пошла далеко не тем путем, о котором мечтали руководители движения 1730 г.» [11].

Позиция российских историков, учеников Ключевского - академика РАН с 1920 г. (академика АН СССР с 1925 г.) Сергея Федоровича Платонова (1860-1933) и академика АН СССР (1929) Матвея Кузьмича Любавского (1860-1936) - была более традиционной. Для них 1725-1762 гг. оставались «темным периодом» нашей истории. В действиях сторонников Петра II в 1725 г. и «верховников» в 1730 г. они видели «реакционные стремления к старым московским порядкам» и попытки установить «аристократическое правление», а в событиях 1741 г. – свержение ненавистного «немецкого режима» русской гвардией, отражавшей интересы дворянского класса [12].

Таким образом, на рубеже XIX-XX вв. наметился переход от общих оценок «эпохи дворцовых переворотов» к монографической разработке этой проблематики и тенденции к фундаментальному исследованию всего периода на базе многочисленных разрозненных публикаций.

В начале XX века, кроме упомянутых, обозначились и иные подходы к изучению этого периода – серийная публикация документов и на этой основе исследования повседневной работы государственного аппарата. Вышла монография Б.Л. Вяземского о Верховном Тайном совете. В книгах В.Н. Строева и В.Н. Бондаренко о царствовании Анны Иоанновны проявилась тенденция к пересмотру безусловно отрицательных его оценок как времени упадка и господства иноземцев [13]. К юбилею Сената в 1911 г. увидело свет многотомное коллективное исследование по истории этого учреждения, затем была опубликована богато документированная история императорского Кабинета [14].

Появились работы о «падении» канцлера А.П. Бестужева-Рюмина и Лестока [15]. В Германии в 1900 г. вышли в свет в не урезанном цензурой виде два первых тома сочинения российского историка и публициста Василия Алексеевича Бильбасова (1837-1904), посвященные подготовке и проведению переворота 1762 г. [16]. Были подготовлены и опубликованы многотомные «истории» Преображенского и Семеновского полков, а также чрезвычайно информативная монография С.А. Панчулидзева о кавалергардах. Обширные полковые архивы дали их авторам немало информации о формировании этих частей, смене офицерского и командного состава, а также участии гвардейцев в придворной борьбе [17]. Однако все эти начинания так и не получили завершения в виде самостоятельного исследования.