CAFO и перерождение сельского хозяйства
Еще один результат потребления продуктов животного происхождения — жестокое обращение с животными. Методы их разведения на фермах повышают эффективность производства, но усиливают мучения.
Озабоченность правами животных заставила многих перейти на растительную пищу, хотя, как вы увидели в главе 1, не это привело меня к моим убеждениям. Я, безусловно, поддерживаю предложение по возможности избегать ненужных актов насилия по отношению к братьям нашим меньшим, — именно результаты экспериментов на животных, которые ненавидят многие защитники окружающей среды, наставили меня на путь, в конце концов приведший к моей сегодняшней позиции. Лично я противник ненужного насилия любого рода: против людей, окружающей среды, разумных существ. Уважение к жизни — моя заветная цель.
Но сегодня насилие, причиняемое животным, волнует меня намного больше, чем раньше. Я заинтересовался этой темой, потому что сам наблюдал возникновение практики концентрированного кормления животных (Concentrated Animal Feeding Operation, CAFO) — модный эвфемизм промышленного животноводства. Главное различие между ним и старым добрым сельским хозяйством моей молодости — в философии. В семье животных считали существами, способными чувствовать комфорт и страдания, а сторонники современного подхода в силу своей модели ведения бизнеса видят в них неодушевленные производственные единицы, вроде фабричного сырья.
Я хорошо помню, как в конце 1960-х декан Сельскохозяйственного колледжа Виргинского политехнического института возбужденно рассказывал о своей работе консультантом, которая привела к возникновению CAFO. Это было неизбежно, потому что она дает эффект масштаба, необходимый для любого фермера, который хочет остаться на плаву. Декан рисовал картину совершенных автоматизированных конвейеров, поставляющих животным точные дозы оптимизированных кормов. Автоматов, рационализирующих дойку. Хитроумных устройств для сбора яиц. Все это, по его мнению, приносило доход.
Коровы — восприимчивые животные. Они, несомненно, чувствуют и выражают эмоции. Раньше бо'льшая часть пятнадцати-двадца-ти лет их жизни проходила на пастбище, а зимой они отдыхали в стойлах, выстланных соломой. При CAFO молочные коровы живут только три-четыре года, совпадающих с максимальными удоями. Они заперты и умирают в тесных загонах и, начав давать молоко, никогда больше не будут пастись на траве. Я постоянно вспоминаю об этом во время пробежки по сельским районам Нью-Йорка: животные слегка высовывают головы из гигантских коровников, как будто тоскуя по сочной траве.
Хвосты молодняка часто отрезают, оставляя обрубок около 30 см длиной, чтобы он не испачкал дояра навозом, — знакомое ощущение. Обрубок не может отгонять мух (а для этого хвост и нужен), и, если раздражение влияет на удои, корову обильно опрыскивают пестицидами, которые могут попасть в молоко.
Большинству выращенных в промышленных условиях коров колют гормоны роста, чтобы увеличить производство молока и объем вымени, иногда до нездоровых размеров. Это стимулирует воспаление — мастит, — и тогда нужны антибиотики, чтобы вылечить инфекции. Еще больше антибиотиков, пестицидов, крови и бактерий в молоке, которое мы покупаем и пьем. Какой уникальный коктейль для человека!
Сегодня ферма — иной мир, и он становится все хуже. Куры не могут ходить по клетке, вынуждены стоять на одном месте. Их лапы навсегда врастают в проволочную сетку. Используются неестественные, патологические циклы освещения, чтобы заставить кур нести больше яиц и увеличить прибыли владельца.
Свиньи дают приплод в специальных загонах, и поросята растут за перекладиной, отделяющей их от матерей.
Животные должны проводить всю жизнь в зловонии. Зайдите в курятник с тысячами птиц, и вы почувствуете жжение и слезы. От запаха не уйти не только животным: если вы живете рядом с промышленной фермой, то знаете, что людям тоже никуда от него не деться. Я знаю, как пахнет навоз — достаточно перекидал лопатой в детстве! А сегодня у него резкий, чужой, лекарственный запах.
От этого перерождения сельского хозяйства пострадали не только животные. Семейные фермы, на одной из которых я вырос, быстро выходят из бизнеса. Проезжая по сельской местности, я вижу, что от многих когда-то живописных амбаров остались заросшие сорняками дощатые скелеты. Установка «расти или умри» привела к банкротству большинства ферм непромышленного типа, а государственные субсидии для CAFO показывают, что экономически они точно так же несостоятельны, как и экологически.
Если вы думаете, что для человека естественно есть животных, подумайте, насколько неестественно они живут и умирают в XXI веке.