Для Европы эпохи Возрождения вопросы географии и картографии имели непосредственное практическое значение, связанное прежде всего с отысканием наиболее удобного пути в Индию и Китай. Плавание Колумба, открытие и исследование Америки не решило этой проблемы, а как бы заострило ее: европейцам приходилось отказываться от прямого пути на Запад морем в Юго-Восточную Азию. Европейские географы, освоившись с представлением Земли в форме шара, все больше думали о возможностях северо-восточного направления путей к таинственным и заманчивым азиатским землям. Эти пути должны были пройти через территорию Московии.
Московия, совокупность нескольких десятков русских княжеств, оказавшихся в короткий срок под властью Москвы, была очень плохо известна Западной Европе. Карта М. Вальдзеемюллера 1516 г. с ее смесью неверно понятых купеческих маршрутов с устаревшими данными К. Птолемея явно говорила о беспомощности североевропейской картографии. Даже в соседней с Россией Польше ученые очень смутно представляли себе глубины русских земель: ректор Краковского университета М. Меховский (1518 г.) полагал, например, что Волга впадает в Черное море.
И все же главный источник для выявления и изучения русских карт XVI—XVII вв. — западноевропейские карты и атласы XVI— XVIII вв. Хотя за последнее время в различных архивах отыскано много подлинных русских карт (преимущественно XVII в.), все же для изучения раннего этапа русской картографии иностранные карты Московии представляют несомненный интерес.
Анализ европейской картографии XVI в. показывает, что она основывалась на тех или иных русских материалах и каждая новая карта связана с именем путешественника, побывавшего в России (С. Герберштейн, А. Дженкинсон), или прямо с русским источником, как карта А. Вида 1542 г. и известная карта Гесселя Герритса 1613, составленная «по автографу, вычерченному под наблюдением Федора сына царя Бориса».
Мировая географическая наука многим обязана русским изысканиям в отношении самой Московии, Поволжья, Беломорья, далекого югорского северо-востока и Сибири, завершившимся к концу XVI в. созданием грандиозной стратегической карты России и сопредельных стран — «Большим Чертежом». Поэтому постановка проблемы собственно русской картографии эпохи великих географических открытий представляет особый интерес для исторической и географической науки.
Работы историков географии и картографии за последние два десятка лет привели к выводу, что к концу XV — началу XVI в. в новосозданном Московском государстве быстро накапливался обильный и многообразный географический материал. Во-первых, в 1490-е годы были предприняты грандиозные работы по переписи сел и городов всего Московского государства от Белого моря до степной окраины и от Чудского озера до р. Суры. Созданные в результате этого писцовые книги свидетельствуют о стремлении московского правительства составить точное представление о всем новом государстве. Во-вторых, по данным описи царского архива 1572—1575 гг. и архива Посольского приказа 1614 г. нам известно, что почти все западное порубежье Московии от Ледовитого океана в районе современного Мурманска до Путивля и Чернигова на юге было представлено рядом локальных чертежей, многие из которых ко времени составления описей обветшали и потребовали о том особых помет. Так, по поводу некоторых чертежей автор описи 1614 г. горестно писал: «Чертежи же розных государств ветхи добре, распались, разобрать имянно и написать не мочно». К тому, что сказано об этих чертежах в литературе по истории географии, можно добавить, что некоторые из них могут быть датированы началом XVI в.
Третьим разделом русских географических материалов конца XV—XVI в. являются описания путешествий (Афанасия Никитина, Григория Истомы, Дмитрия Герасимова и др.) и специальные дорожники, подробно рассмотренные Е. Е. Замысловским и Д. М. Лебедевым. Добавить к этим материалам можно лишь летописный дорожник от Москвы до Новгорода: «О поезде великого князя [Ивана III] в Великий Новгород» в 1476 г.
Обзор тех географических сведений, которыми располагали русские ученые люди ко времени великих географических открытий, необходимо пополнить двумя группами географических обобщений, возникшими в самом конце XIV столетия и многократно повторявшимися в летописях XV и XVI вв. Одна группа синтезирует все города, населенные древнерусской народностью (включая сюда и предков украинцев и белорусов), а другая знакомит с соседями Руси: финно-угорскими народами северо-востока, балканскими землями на юго-западе и обширным царством Тамерлана на юго-востоке.
В конце XIV в., когда русские земли были еще фактически раздроблены на сотни полусамостоятельных княжеств и уделов, но когда уже шел неудержимо процесс объединения, когда прогрессивная мысль передовых русских людей, преодолев удельную косность, уже открыто стремилась к единству Руси, — в это время появляются первые географические сводки, охватывающие все «дальние и ближние» русские земли независимо от современных политических границ, воскрешая былые пределы древнерусской народности. Как и в исторической науке, где на рубеже XIV—XV вв. проявился интерес к общерусской истории на широком фоне истории сопредельных стран, так и в области географических знаний мы видим стремление к охвату всей Руси от Карпат до Заволжья и желание дать сведения о широком круге стран, опоясывающих эти русские земли.
Особый интерес представляют вкрапленные в летопись статьи географического содержания. Они встречаются под 1392, 1395, 1396 гг. и в виде отдельного списка, помещенного в Воскресенской, Новгородской I, Ермолинской и других летописях без определенной даты. Некоторые географические обзоры кратки и связаны с конкретными историческими событиями, другие же — очень однотипны и производят впечатление выписок из какого-то подробного географического словаря, бывшего под рукой у летописца или у сводчика летописи: идет речь о войнах Тимура — и историк берет из этого словаря список его завоеваний; скончался епископ Стефан Пермский — и из словаря выписывается перечень племен и народов Перми Великой.
Очевидно, при составлении предполагаемого географического справочника за основу принимались факты, современные составителю (конец XIV в.), но к ним добавлялись и литературные сведения, взятые из самых различных источников. В этом видно стремление связать географию с историей, объединяющее перечень владений Тимура с перечнем Пермских земель.
Исключительную ценность представляет список русских городов. — «А се имена градам все русским далним и ближним». Вначале поименованы города крайнего юго-запада (на Дунае, Днестре, Пруте, на Черном море).
- «А се Польские [Подольские] грады...»
- «А се грады Киевские...»
- «А се грады Волонские...»
- «А се грады Литовские...»
- «А се грады Резаньские...»
- «А се грады Смоленьские...»
- «А се грады Залесские...»
Попутно упоминается 51 река. Всего названо 350 русских городов. В поздних списках добавлено 8 тверских городов. При изучении истоков русской картографии почему-то мало обращалось внимания на то, что карта А. Вида 1542—1555 гг. ориентирована по югу: Каспийское и Черное моря находятся у верхней кромки карты, а Ледовитый океан — внизу. Для европейской картографии это был давным-давно устаревший способ публикации карт, а в русской картографии он удержался прочно вплоть до конца XVII в. Таковы «Чертеж украинским и черкасским городам от Москвы до Крыма» XVII в. и русская дорожная карта 1685 г. Также ориентированы по югу чертежи Сибири Петра Годунова 1667 г. и Семена Ремезова.
Помещение на русских картах и чертежах юга наверху, а севера внизу было, как видим, устойчивой традицией на протяжении полутора столетий.
Происхождением этой традиции ранее не интересовались. В описании Московии С. Герберштейна есть два места, позволяющие предполагать еще большую древность южной ориентировки в русских чертежах, чем карта А. Вида — И. Ляцкого.
Дважды, говоря о таких крупных городах, как Киев и Нижний Новгород, Герберштейн ошибается в определении местоположения устьев рек: устье Десны, лежащее выше Киева по Днепру, указано Герберштейном как расположенное ниже Киева; Ока, как известно, впадает в Волгу выше Нижнего Новгорода, а Герберштейн помещает устье Оки ниже города. Подобные ошибки, немыслимые для русских информаторов Герберштейна, вполне естественны в том случае, если чужеземец, привыкший к картам, ориентированным по северу, пользовался чертежом, перевернутым, так сказать, вверх ногами. Тогда устье Десны окажется на чертеже ниже Киева, а устье Оки ниже Нижнего Новгорода.
Карты Московии западного производства, которые Герберштейн мог привезти с собой в Москву, были ориентированы по северу, т. е. так, как ориентированы наши современные карты. Примером таких карт может служить карта М. Вальдзеемюллера 1516 г., очень примитивная, но ориентированная уже по северу. Для нашего сюжета очень важно наблюдение Л. С. Багрова о том, что один из дорожных маршрутов оказался на карте как бы перевернутым. Маршрут Радонеж — Юрьев — Плес идет от Москвы на северо-восток, к Верхней Волге, а на карте М. Вальдзеемюллера эти города расположены в диаметрально противоположном направлении на юго-запад от Москвы, в сторону Киева. Эта ошибка аналогична ошибкам Герберштейна — ее легко объяснить использованием чертежа с обратной ориентировкой.
Таким образом, какие-то следы знакомства русских с картами, ориентированными по югу, можно предполагать уже в самом начале XVI столетия.
Разгадка устойчивой склонности русских к картам с обратной ориентировкой заключается, на мой взгляд, во влиянии итальянской картографии. Обратная ориентировка, воспринятая итальянцами от старой арабской картографии (Идриси работал в 1154 г. в Палермо), очень долго держалась в итальянских городах.
Анализ всех карт убедил в том, что наиболее надежным признаком датировки следует считать государственную границу. С этой позиции карты XVI—XVII вв. совершенно не изучались, а между тем при просмотре всех карт мы обнаружили интереснейшее явление: часть карт содержит границы Московии, приведенные составителями в соответствие с годом выпуска карты из печати, но часть карт и именно те, где мы можем предполагать русский источник, содержит странные и необъяснимые на первый взгляд анахронизмы. При этом мы вправе допустить, что в руки иноземному картографу попал какой-то устаревший (и тем более ценный для нас) русский чертеж с давно отжившими границами. Иногда наблюдается частичное исправление и подновление границ. Западными картографами прежде всего подновлялась западная граница. В силу этого в отдельных случаях возможно создание на карте «внеисторических» границ государств, где одни рубежи соответствуют дате гравировки карты, а другие отстают на десятилетия, отражая устаревшую ситуацию времен прото-оригинала карты.
Неожиданные и очень интересные анахронизмы открываются в результате анализа таких знаменитых западноевропейских карт Московии, как английская карта А. Дженкинсона 1562 г. и голландская карта Гесселя Герритса 1613 г., составленная «по автографу» царевича Федора Борисовича. К ним следует добавить не публиковавшуюся полностью в наше время французскую карту Г. Делиля 1706 г. — географа Людовика XIV.
Рыбаков Б.А. Русские карты Московии XV-XVI вв. // Наука и человечество. 1975.
- М.: Знание, 1974. - С. 73-85.